— Отвязывай! — заорал полковник очумевшему от полученных шишек и синяков Фролу. Борисовна не очень беспокоилась о безопасности ветеринара, что стоял у головы, когда её чести угрожала настоящая, а не игрушечная опасность.
«Мля, хоть бы не убила. Хороший же жеребец!» — подумал Фрол, распуская узлы прочной верёвки и давая свободу движения униженной подлой человеческой подставой кобыле.
Борисовну не пришлось понукать. Она бодро рванулась вперёд, пыталась вырваться из-под навалившейся на неё тяжести. Но поверженный на круп Буян некоторое время не мог самостоятельно что-то делать и тупо переставлял задние ноги перемещаясь по проходу за Светой, что исполняла роль паровоза. Так они и прибыли к нам в пещерку. Светка нервная и взбудораженная постаралась разорвать дистанцию и для полноты картины влепила ещё несколько раз в сторону жеребца увесистыми задними телесами с подковами на обеих законцовках. Буян постоял некоторое время не двигаясь и тяжело ворочая шеей, и головой, после пережитых потрясений. С кобылы моментально стянули притороченные мешки с подарками для хана, сунули успокоительную меру овса в морду, и увели подальше. Инструмент Буяна ушёл внутрь организма и пока это происходило его крепко прихватили за поводья и накинули, для страховки, недоуздок поверх остальных ремней. Эпопея с перемещением затянулась более чем на полтора часа.
А Зубов в этот момент усиленно тянул время, расстилаясь в комплиментах перед рассевшимся на ящике из под патронов местном царьке и двумя его приближёнными.
Про то, как тащили Буяна вниз — отдельная тема. Коня вели и хитростью, и понуканиями, и просто тянули за повод. Притихший властитель конюшни упирался по инерции, запах оставшийся от Светкиного похода к орде чувствовался по всей длине галереи и успокаивал лошадь. Если уж Борисовна тут прошла, баба какая-то, то что ж, самый крутой производитель и глава табуна что ль испугается? Буян храпел, дергался, ржал, спотыкался в полумраке незнакомого помещения, но таки вывалился во внутреннюю комнату нижней башни. От его появления в доте первого этажа тут же стало пусто. О суровом нраве коня дядя Федя распространялся чуть не каждый вечер, рассказывая как небылицы, так и то, что было на самом деле.
Буян повёл своими горящими глазами по сторонам — никого кроме старшины, дяди Феди и Маркова не обнаружил. Возмущённо заржал, попытался задавить, переступая боком майора с Юркой, но оба наученные общением с конём немедленно запустили свои конечности в живот скакуна. Два удара никакого ущерба Буяну не оказали, но напомнили, кто в доме хозяин. Седло надо было водрузить до выхода из дверей, оголовье и недоуздок прилагалось к коню в виде подарка. Выводить подарочный вариант требовалось без седока, но тут пришлось изменить порядок обычного выдвижения к получателю. Зубову нужно показать, что ездить на Буяне вообще можно, конь управляем и привычен к седлу и наезднику. А для этого надо было выехать, из-за нижней башни к берегу, у которого велись переговоры за импровизированным столом. Марков это делать наотрез отказался, он хорошо помнил, на что способен командирский конь, а у майора опыта в обращении с таким прытким транспортом ещё было мало.
Пришлось Зубову оставить за себя разведчика за столом переговоров, сходить за Башню, пригрозить Буяну командирским рыком и напомнить о себе и недавнем прогоне ночью по ближним подступам. Вожак старшего лейтенанта узнал, попытался вырваться, оскалился, но бежать было некуда. Старшина и Федоренко в четыре руки держали рослого, лоснящегося и резвого ахалтекинца с двух сторон. Взлететь в седло было делом трёх секунд. Короткий повод поднял голову лошади вверх, Буян загарцевал недовольно, быстро перебирая всеми четырьмя копытами. Но Зубов уверенно дал почувствовать шенкелями, что перебирать надо не назад, чтоб сделать свечку в попытке сбросить всадника, а вперёд, вокруг башни к реке, где важно сидит на патронном ящике новый временный хозяин. В том, что пришлый хан лишь посланец более могущественного суверена Зубов не сомневался. Этого просто послали проверить, и навести порядок, однако некоторые вещи необходимо было выяснить немедленно на волне эйфории от яркого и живого сюрприза. Марков воспользовался фееричным появлением скакуна и дал насладиться зрелищем всем, кто присутствовал и на этом и на другом берегу реки. Застоявшийся конь почуял простор и рвался вскачь. Зуб не пускал. Буян норовил двинуться боком, косил бешеным глазом, вертел шеей пытаясь ослабить давление трензелей на нежные края рта, подпрыгивал, пугая тем, что ударит в дуплет, опустит голову и завалит всадника под передние копыта. Зуб скалился не меньше своего четвероногого транспорта. В свете солнца за спиной наездника, чёрный как смола, лоснящийся и откормленный конь смотрелся ещё более крупным, чем был, а его норов говорил, что резвость скакуна даст фору трижды любой коняшке из войска последователя Чингисхана.
— Нравится ли тебе о Великий Посол подарок для твоего сюзерена? И подойдёт ли ему наш сюрприз? — вкрадчиво перевёл Ахмед вопрос Маркова воеводе тэнкинов. Можно было и не спрашивать. Возбуждению человека полжизни проводящего на лошади не было предела. Ящик отлетел в сторону, низкорослый хан подпрыгнул и замахал нагайкой, выкрикивая громкие фразы в радостной скороговорке. Войско за лентой реки загудело. Почти фиолетовый, цвета вороньего крыла силуэт коня на другом берегу, на фоне светло-серо-желтого песка и горного отвеса смотрелся контрастно, ёмко и выразительно. Каждое движение резало глаз чёткостью, подчёркивалось резкими изменениями тени под животным. Песок, вскинутый подкованными копытами, опадал, как салют вокруг мелкой взвесью. Хвост метался гневной молнией вокруг крупа. Грива вздыбливалась в движениях, придавая мощь подвижной фигуре.