— Ну-ка успокой её, — приказал он инструктору, — Что вы шум подняли в тупике? — В ответ луч фонаря скользнул вниз. Между следов лап собаки отчётливо виднелись на девственной пыли пещеры отпечатки обуви, ведущие в стену. С другой стороны было интересно наблюдать, как искали бойцы старшины и пытались даже подкопаться под неприступный камень. Пехотная лопатка только чуть царапала породу и гнулась на конце, бесполезно загудев от прямых ударов. Простукивание и ощупывание никаких результатов не принесли. Пока головняк тревожки почти буквально «бился лбами о стену» к месту происшествия подошёл Федя с Мельхемом, Швецом и Коваленко. За спиной водителя звенела трензелями агрессивно настроенная, проголодавшаяся Светка. По её понятиям после такого брожения в темноте уже пора бы и до кормушки добраться. Старшина позвал иранца ближе и попросил осмотреть оставленные следы.
— Ваши прошли, — сказал своё резюме местный «индеец».
— Точно? — на всякий случай переспросил прапорщик.
— Куда точнее? На свои отпечатки гляньте — как братья, только потёртости разные. А у этого подковки ещё не стёрлись. Узнаёте свои трёхшурупные? — на полу, на носке и пятке подошвы, чётко выделялось зеркальное отображение двух стандартных сапожных подковок, которые валом лежали в бытовке на заставе. Принадлежность следов не вызывала сомнений, удивление вызывало их исчезновение.
— Как будто кто дверь опустил, как задвижку, а? — выдвинул свою гипотезу сержант, придерживая взбудораженную овчарку, — И Санта чует что-то, тащ прапорщик.
— Когда ж ты её говорить-то научишь? — встрял Юрка, подталкиваемый сзади приблизившейся Светой. Кобыла игогокнула, подняла голову, дёрнула дядю Федю за руку, что держала повод и вдруг попёрла напролом, унюхав впереди свежий аромат только что срезанных витаминов. Лошадь, как ледокол раскидала в стороны грудью старшину, собачника, связиста, стрелка и переступила через оскалившуюся на неё собаку.
— Держи её! Федя, — матернулся Виктор Иванович утыкаясь плечом в камень от внушительного толчка. Ефрейтор пытался тормозить, но это лишь раззадорило громадину, и она легко потащила юзом, упирающегося в пол солдата за собой. От рывков и усилий с седла свалился весь двадцатиметровый моток верёвки, к которому и была привязана першерониха. На верёвку как на гирлянду, пытались зацепиться расшвырянные по сторонам погранцы. Когда Светка в облаках пыли подошла к стене, то произошло невероятное — животное прошло внутрь преграды, как в вертикально стоящую воду, что расступилась перед ней, и порода сомкнулась за крупом синими сполохами таинственного занавеса. Проникновение произошло так быстро, что никто ничего не сообразил. А ефрейтора вцепившегося в верёвку волокло к стене. По полу рассыпался овёс, что вывалился из сорванного с луки мешка, когда Светка теранулась поклажей о бугристую стену на повороте, слева от себя.
— Держи! Держи повод! Отпускай понемногу! — первым спохватился старшина и кинулся на помощь солдату, прыгнув на верёвку которую держать более в руках Федя не мог, хотя и почти уперся сапогами в неподвижную вертикаль. Видок со стороны не слабо впечатлял. Федя и старшина упёрлись сапогами в стену и почти горизонтально откинулись назад, пытаясь затормозить уходящий в камень скользкий синтетический шнур. Сбоку Бондарь тянул на себя за ошейник взбесившуюся Санту и подсвечивал фонарём происходящее в тупике. Швец удивлёно выглядывал из-за голов на место где — только что ушла в гору огромная лошадь. Коваленко ошарашено уцепился за таишку, что висела у него на шее, и автоматически подергивал черный телефонный кабель, который вился упрямыми завитками за его спиной, опускаясь из тяжёлой катушки на плечах связиста.
— Швец помогай! Петро не епись — хватай конец троса! Помогая! Млять! — сбился голос Грязнова от напряжения. Удержать Светку даже вшестером невозможно, а вот притормозить — вполне. Разбираться с чудесами пока некогда. Потихоньку стравливая альпийский линь туда, куда делась Светка — барахтались в пыли пограничники и Мельхем. Рывки репшнура вдруг прекратились. Полотно верёвки торчало из стены на уровне пояса человека.
— Товарищ прапорщик! — шёпотом начал Бондарь, не отрывая глаз и луча фонаря от торчащего из горы конца, — может колдовство? — Грязнов тяжело дышал, ожидая нового рывка, но отдать свою лучшую лошадь каким-то упырям внутри таинственной скалы, за просто так, он не собирался.
От двадцати метров, осталось не больше шести — остальной линь ушёл в стену вместе со Светкой.
— Отставить трендёж! Держать шнур! И собаку пристрой! Петро — связь давай! Скажи — «Всем — ко мне»! Пусть идут по проводам! Швец — у тебя альпийский крюк в сидоре был — вынимай мухой! И в щель прикладом пулемёта! Шустрее хохол! Руки отваливаются! — от напряга старшина на выдохе непроизвольно менял гласные и окончания слов.
Швец споро заметался, как укушенный лично челюстью старшины в свою самую филейную часть. Вытряхнул весь мешок, выхватил самый большой крюк, вбил рукой так, чтоб держался и несколькими ударами вогнал между треснувших кусков монолита по самою проушину с карабином.
— За карабин не цепляй! — руководил Грязнов, — разогнёт падлюка! — пояснял он, — За кольцо вяжи!
С перепугу, что Светка поломает злосчастную скалу и сковырнёт полгоры — народ постарался истерзав узлами весь оставшийся конец шнура.
— Может ещё пару забьём, чтоб углом, как в морфлоте на причале, восьмёркой, — утирал пот, довольный от удачно вбитого «скального гвоздя» Швец, демонстрирую дополнительные причандалы старшине.