Записки офицера погранвойск, или - Муравейник (СИ) - Страница 80

— Ты что сдурел, Виктор Иванович? — тихо спрашивает Грязнова Зубов, — этож узаконенная пьянка.

— Пьянка. Цэ колы охвицерив нэмае. А колы вы тут, то цэ вжэ мероприятие. У нас тут як на фронти. А там сто граммив перед боем давалы усим. А тут и бой був, и черти в гори бигають, и ци звидкилясь узялысь з повитря, як видьмаки на горыщи. Тож сам дидько казав що тэба трошки пиддаты, щоб не збожеволиты, — по своему аргументирует состояние дел вокруг маленького гарнизона старший прапорщик, — всэ будэ як трэба, — окончательно убеждает он начальника пограничной заставы, — тай звёздочки не будем же мы обмывать втихаря от людей. Мы ж не их благородии, — серьёзно заканчивает речь на русском языке главный хозяйственник.

— Ладно, давай по сто пятьдесят, но те, кто в наряде, только после службы, — находит порядок в беспорядке командир.

— А як жеж.

Застолье длится долго. Почти два часа за столом не умолкают разговоры и поздравления. Зубов достаёт-таки свои звёзды губами со дна побитой эмалированной кружки, под аплодисменты и одобрительный гул личного состава.

Наглость дяди Феди не имеет пределов.

— Товарищ старш…эээ капитан, а что теперь вы нас дрючить меньше будете? — наивно спрашивает он, ухмыляясь и пользуясь моментом.

— Не, Федоренко. Теперь я вас лично буду тянуть за уши до звания полного сержанта, пока ухи не отвалятся, — гогот ВПБГсников служит самой доброй наградой за вопрос немного осоловевшего бывшего ефрейтора.

«Застава» впервые засыпает на новых, настоящих кроватях, что скрипят пружинами под ворочающимися во сне сержантами и старшинами. Вот только офицерам не до сна.

— Слава, что делать будем. Решать надо сейчас.

— В смысле?

— Нельзя всё отдавать начальству. Что-то надо придерживать и для себя на случай черного дня, как говорила моя бабушка.

— Ты про золото?

— Какое золото? Нам надо думать, как выжить, если дыра закроется. Ты только не говори, что об этом не думал, — Маркин закивал и ответил утвердительно.

— Думал.

— И что?

— Ну, и придумал.

— И? Что молчал?

— Так за такую придумку и расстрелять мало будет. Практически измена получается и отрыв от руководящей линии партии.

— А у нас другой вариант есть? Нет, Олег. Не вижу я обходного варианта. Надо нам переходить на собственный план, но по возможности исполнять приказы из-за завесы и использовать все возможности государства, чтоб тут выжить. Народ долго в такой обстановке не протянет. Парни молодые — поймут, что такое свобода — уйдут к татарам. Что предлагаешь?

— Разведку для начала. В этом документе, что нам пришёл по почте правильно написано — исследовать, используя «Ракушку» старателей.

— Тогда полезу завтра к ним договор подписывать.

— На том и порешим, — закончил секретное совещание Маркин. Однако все прослушавший старшина дополнил, тихо соображая про себя.

— Давно пора, а то как дети: всё мамкину титьку сосём. А я б тут такой колхоз построил бы имени Запорожской сечи… — сон утянул старшину в сладкие грёзы о Великой и Незалежной республике татаро-монгол и пограничников от моря до моря. Дежурный с керосинкой обошёл спящих и доложил Маркину, что трезво и упёрто составлял на бумаге план действий и прикидывал основные тезисы для договора о совместных действиях с бригадой имени товарища Лагранжа.

На Ракушке обсуждение свелось к полнометражной фразе Сан Саныча, высказанной в философском ключе.

— Спим. Утро вечера мудренее.

Ночь прошла быстро и без происшествий.

* * *

Маркин не смог скрыть своего удивления гигантским, по меркам Крепости, размером тарелки старателей. Он даже не обращает внимания на манипуляции Сан Саныча с магнитометром вокруг его организма, рассматривая корабль с запрокинутой вверх головой. Сан Саныч млеет от такого внимания к его имуществу и спрашивает, ухмыляясь довольно.

— Что, нравится? — разведчик реагирует, сразу перестроившись на капиталистическую схему работы с объектом.

— Сан Саныч, я тебя официально от имени руководства спрашиваю: «Сколько ты за неё хочешь?» — артельщик от прямоты майора обескураживается на секунду, но заметку в голове оставляет. Ответ не задерживает.

— У вас столько нету. Но мы подумаем над этим предложением, — обнадёживает Маркина и указывает рукой на спущенный металлический трап. Маркин старается запомнить каждую мелочь, двигаясь по сходням внутрь «Ракушки». Он даже пытается включить видеокамеру, что прихватил с собой, но бдительный бригадир тут же пресекает неуёмное любопытство контрразведчика.

— Слава, выключи игрушку, а то разобью в гневе и отменю полёт. Договорились же? — упрекает офицера старатель за нарушение принятых обязательств, — в кабине обзор будешь снимать, а пока — нечего батареи на заклёпки и лестницы садить, — примирительно заявляет командир корабля.

В рубке управления огромные плоские экраны кругового визуального обзора, что установили при подготовке к полёту Серёга и Семёныч — включены и показывают картинки во всю ширь тач-мониторов. Сан Саныч распределяет народ быстро и со знанием дела.

— Каждый контролирует свой экран. Я — вперёд. Зуб — ты влево и назад. Семёныч — вправо и назад. Слава — твой низ под «Ракушкой». Серёга следит за локатором и ведёт корабль. Серёга — запись включи, не забудь! Вопросы есть? — вопросов нет. Пощупать хочется огромные и невесомые экраны, но офицеры сдерживают это своё желание.

— Саныч, на камеру работать можно? На вперёдсмотрящий? — тут Серёга открывает защитные панели и в рубку, через бронестекло заглядывает настоящее солнце. От неожиданности офицеры немного тревожатся, но рассматривают ухмыляющиеся физиономии старателей, и понимают, что те просто хвастаются изделием и чудесами будущих технологий. Камеру не только включили на треноге, но и подсоединили к электросети, чтоб не снижать заряд батареи. Обзор в кабине Ракушке — круговой. Зачем надо смотреть в экраны непонятно. Но объяснение и на это есть.