— А были случаи?
— Были, когда забастовку устроили.
— Что устроили? Забастовку? Военные?
— А что — вертолёт упал, экипаж наш — сгорел в джунглях, пока добрались. Ну, мы в море и не пошли.
— И что?
— Явились. Начали мозги промывать. А мы упёрлись рогом — или самые новейшие системы тащи с Земли или сам патрулируй. С тех пор вертолёты с катапультами, лодки со спаскамерами. Бронетехника — последней модели.
— А броня вам зачем?
— Раз дед Урагхбека устроил штурм сразу в нескольких местах, огнемётов у тех китайцев не было. Разведчики смогли в одном месте снять часового и прорваться на стену. Через час орда, как муравьи, заполнила территорию. Китайцев вырезали. Но они дали нам время схорониться. Мы баб в бомбоубежища закрыли и держали оборону пирса и доков со складами, пока все свободные от вахт по переходам стягивались к докам. Тут и завелась наша техника. Стрелы её не берут. Дорогу и пляж очистили быстро. А лес ночью через тепловизоры расстреляли. Правда, ордынцы утащили пару вышек за стену, ограждение набережной, металлические двери, холодильники, инструмент, разграбили жильё. Пожары тушили. Гонялись за теми, что выжили — месяц. Перебили всех. Трупы выкинули на опушке вырубки предполья стены. Потом саму стену восстанавливали. Огнемёты прилаживали. Отстроились. Китайцев нам снова подкинули хозяева планеты. В общем сейчас потерь нет. С ордынцами уговор мирный. Иногда лечим ихних людей. Такие дела.
— А если Урагхбек нарушит договор?
— Вот тогда морпехи пойдут пешком и сожгут его столицу.
— Да ну, там тысяч сто живёт.
— Значит, будет жить тысяч десять. Тут, только силу понимают. У нас там закладки заминированные — только снаряжай ленты. Да стволы меняй, чтоб не плевались.
— Да у тебя ж морпехов всего рота?
— Новых пришлют. Хозяева за этим строго следят.
— И какая квота?
— Считай: три экипажа на две лодки, и один запасной — это шесть. Мастерские, склады, оружейная, ПВО, ПДСС, ППДСС, рота морпехов, порт, вертолётчики, китайцы внешнего обвода суши: Итого — полторы тысячи мужиков и столько же женщин.
— А почему со славами не хотите союз заключить? Пусть живут перед стеной вместо буфера?
— Перебьют их татары, Ген, а они всёж почти по русски говорят. Мы им и так поддержку делаем.
— Ух и накручено у вас тут! А что вы так на амазонку отреагировали, когда я сказал, что в плен взяли?
— Хм, думаю я, что она шпионить к вам пошла. Ещё никто не смог взять в плен амазонку Большого Зонги. Если только — она сама этого не захотела.
— Да, ты что! Она в центре крепости сейчас! Раненная!
— Но ты ж её развяжешь когда-нибудь?
— Баба же?
— А ты видел, как татарва их боится? Ваши пулемёты не боится, а их — как огня!
— Надо срочно связаться с горой!
— Свяжись, и скажи, пусть стерегут с собакой, — по связи ответили, что меры приняты, рана плохо затягивается и у Амы, вероятно, воспаление. Кормят насильно антибиотиком. Чуть доктора не убила полуздоровой рукой.
— Мой тебе совет — пусть наденут на неё ошейник.
— Зачем?
— У них закон, если тот, кто её победил, одевает ошейник — всё, она рабыня, пока хозяин не снимет сам с её шеи. Законы такие. Ошейник — знак того, что аму победили честно. Она обязана слушаться беспрекословно. Правда я такого не слыхал, за одну аму зонги убивают десять тысяч, есть над чем подумать прежде чем грохнуть такую девочку.
— Нас всего то восемнадцать, придётся Зонгам подождать. А ты их видел?
— Их никто не видел, но все про них знают. Хитрые бестии.
— Понял. А у вас, что тут животных нет домашних?
— Почему нет? Есть. Местная фауна. Волкокошек пробуем разводить.
— Кого?
— Что, не видел ещё? Значит, бог миловал. Их Зонги вывели. Некоторые одичали. Вот их и можно одомашнить. А тех что у Зонги на службе лучше сразу убивать. Так что, если увидишь стреляй без предупреждения.
— А почему волкокошки?
— Пасть волчья, лапы как у кошек, высокие — с когтями, что втягиваются. Хвост длинный и по деревьям лазать умеют. Всеядные как медведи и умные как шимпанзе. И здоровые, как леопарды. Живут стаей. Волки их обходят стороной в лесу.
— Чем дальше на твою базу Вась тем больше непоняток!
— Ничо. Это первые двадцать лет трудно, потом хе-хе: привыкаешь, майор! Ну. Что, поехали знакомиться с советом командиров базы?
— Поехали. А ты амеров видел?
— С соседнего континента? Видел.
— И как?
— Серьёзные парни. Тоже по земле скучают. На «Сиавульфе» подгребли как-то раз и заглохли. Так мы дрейфовали часов восемь в одном направлении рядышком.
— И как?
— Да никак. Они нам локоть с оттопыренным средним пальцем показали. Мы им кукиш сплели. Потом поменялись подарками.
— Как?
— Каком! На резиновой лодке с веслами.
— И что они вам подарили?
— Та как всегда — вымпел. Значки. Флажок.
— А вы?
— Ну, мы не они. Водки сунули. Банку огурцов, сгущёнку, тушёнку на закусь. И картину подарили в резной рамке: «Пожар на авианосце «Китти Хок». Доктор сам лично рисовал в свободное время настоящими красками на холсте.
— И что? Выкинули картину?
— Ты что! Чтоб пиндосы да что-то выкинули халявное! Всё уволокли ещё и фенкью проорали.
— И всё?
— А что ещё? РПГ и СПГ также не стреляют, хоть из рогаток бей по янки. Автоматом лодку не пробьешь.
— Ну, и жизнь тут у вас! — Привыкли.
Люди живут на планете не понимая, что всё сказанное отражается во вселенной. А мысль материально изменяет существующую реальность, изменяя будущее из настоящего. Мысль выраженная звуком, письмом, движением обладает не только вибрацией воздействующей на тело человека, но энергетикой, которая способна на фантастические изменения сгустком магического потока созданного сформировавшейся мыслью. Весь вопрос только в том, что надо верить. Если последовательно производить соответствующе подобранные мыслеобразы, то изменения будут реально видимы, но поверить в эти изменения нормальный мозг, засоренный бытовой шелухой не в состоянии. Он ищет логических объяснений на уровне обычной жизнедеятельности. Но у нас тут не обычная череда событий. Мы просто не видим границы, ограничения вероятных действий и преобразований.